Проект «Русские норм!» представляет спецвыпуск, посвященный квантовому компьютеру. Ученые и визионеры называют его одной из технологий, которые обеспечат в будущем прорыв во всех сферах бизнеса, а журналисты — «ядерным оружием» XXI века. Считается, что компании, которые первыми создадут квантовый компьютер, оставят далеко позади своих конкурентов. В 2021 году интерес к квантовому компьютеру возрос кратно: на биржу вышел первый «единорог» в этой сфере — компания IonQ. Другой стартап PsyQuantum привлек $450 млн венчурных инвестиций. Третий, Rigetti, на днях объявил о планах стать публичным при оценке в $1,5 млрд. При этом представители бизнеса и инвесторы признаются, что интерес к технологии со стороны бизнеса пока недостаточен. В мире насчитывается всего 100 квантовых стартапов. Почему это так? Зачем нужен квантовый компьютер? Правда ли, что он будет способен взломать все системы киберзащиты? Почему его не получается создать? И сколько он стоит?
Герои спецвыпуска:
Александр Галицкий — международный венчурный инвестор, предприниматель, основатель фонда Almaz Capital
Лев Иоффе — ведущий научный сотрудник Google
Илья Перминов — основной разработчик операционной системы компьютеров D-Wave
Станислав Страупе — руководитель сектора квантовых вычислений ЦКТ МГУ, руководитель научной группы Российского квантового центра
Алексей Мельников — руководитель научной группы в Terra Quantum AG
Глеб Федоров — научный сотрудник Лаборатории искусственных квантовых систем МФТИ
Николай Легкодимов — руководитель технологической практики КПМГ
Денис Сереченко — директор по технологической политике Microsoft в России
Что вас ждет в выпуске:
Глеб Федоров:
«По наукоемкой части впереди сейчас, наверное, все-таки Америка, то есть по уровню идей, интеллекта, команды. И по инвестициям, наверное, тоже. Но их сейчас очень активно догоняет Китай, в нашей области это прямо очень четко прослеживается. Там родилось за последние 5 лет несколько независимых групп. Там публикуются статьи, где 50 авторов — и, наверное, все китайцы. В Европе нет большой активности по сравнению с Китаем и Америкой».
Николай Легкодимов:
«Если ранжировать венчурные инвестиции по степени венчурности, то, наверное, квантовые технологии сегодня на наиболее венчурном-венчурном краю спектра. То есть что-то когда-то будет, все понимают, что оно когда-то произойдет, но для большинства инвесторов нужно хоть какой-то примерный срок отдачи иметь. В квантовых технологиях он пока непонятен».
Александр Галицкий:
«Как в любом бизнесе, есть люди, которые верят, энтузиасты, в эту историю. Они откладывают часть капитала в это перспективное направление, чтобы занять определенные рыночные позиции с точки зрения венчурного капиталиста — что он понимает отрасль, понимает людей в отрасли. Тогда он может, когда пойдет быстрый рост, быть чемпионом в этой истории. Вот позиция, почему люди инвестируют. И понятно, почему не инвестируют. Не потому, что дорого, а потому, что рынок не созрел».
Илья Перминов:
«Квантовый компьютер находится примерно в одной категории с разработкой лекарства от рака и биотехническими компаниями. Потому что, если квантовый компьютер удастся создать, эффективно работающий и практически полезный, это принесет компании, которая это сделает, огромное количество денег, и это будет очень серьезный прорыв с точки зрения технологии. С другой стороны, естественно, риски очень высокие, потому что на самом деле даже до конца непонятно, можно ли это вообще в принципе сделать».
Станислав Страупе:
«Наши частные компании пока к квантовым вычислениям разве что только присматриваются. Наши условные IT-гиганты типа “Яндекса” пока в эту область вообще не заходят. То есть львиная доля финансирования сейчас идет от государства через различные фонды, госпрограммы. Проблема с государственным финансированием общая — эти деньги очень сложно тратить. Большие сложности с закупками, потому что госзакупки — это целая система, очень бюрократизированная, очень медленная. Для высокотехнологичных разработок на самом деле мало подходит. То есть вместо цели создания квантового компьютера мы получаем цель — выполнить определенные показатели по тому или иному проекту, просто ради выполнения».
Лев Иоффе:
«Да, конечно, наша цель в перспективе, но это далекая перспектива относительно, — создать полный компьютер, настоящий компьютер с коррекцией ошибок. Не такие недокомпьютеры, которые сейчас есть у многих и из-за которых все меряются: “А сколько у вас кубитов?” — “53”. — “А у нас 54”. А настоящих».
Денис Сереченко:
«Это дорого. Это такое, всегда, когда находитесь на самом переднем крае, когда у вас технологии, это всегда дорого. Потому что это как первопроходцы. Вы инвестируете, вы исследуете, и вам нужно понимать сразу много разных аспектов, вкладываться в материалы, вкладываться в разработку софта, вкладываться в разработку идеи. Фундаментальные исследования всегда дороги, а это пока еще во многом фундаментальные исследования».
Александр Галицкий:
«Если брать мое личное отношение, бюджетные деньги как раз должны тратиться на фундаментальную и даже на прикладную науку, когда получаются какие-то результаты. Потому что риски задела на 10, 15, 20 лет вперед немногие частники на себя возьмут.
Когда мы берем научно-фундаментальные вещи и заделы, которые будут давать результат через 10, 15, 20 лет, — это забота о будущих поколениях. О том, чтобы люди, которые вырастут лет через 20, жили в обществе, которое современное и развитое, и могли дальше развивать страну, экономику и т.д. Если я не делаю задела, то я, по сути дела, следующее поколение обнуляю, и они начинают с нового чего-то развиваться. У нас, к сожалению, такие вещи в стране произошли. Если брать 1990-е, они были выхолощены с точки зрения многих направлений, многих вещей».
Алексей Мельников:
«Я думаю, настоящая мощь начнется, когда будет 50 отказоустойчивых кубитов. Сейчас, так сказать, вообще нет кубитов, которые отказоустойчивые. Даже если взять 1 кубит, 1 квантовый бит, все равно он ошибается, там есть ошибки, и скорректировать их не представляется сейчас возможным. А нам нужно таких не один, а 50. Но даже один пока сделать сложно».