loading

«Возможно, нас обманывали. Ну и хрен с ним!» Борис Дьяконов («Точка») о поддержке бизнеса во время пандемии

«У нас была простая логика: по-человечески быть рядом»

— Когда вы разговарили с The Bell ровно год назад, вы предсказывали, что нас ждет беспрецедентный кризис. Оправдались ли эти ожидания? Каким стал этот год для «Точки»?

— Когда начались локдауны, действительно стало страшно. В какой-то момент мы были готовы к худшим сценариям. Вначале естественной реакцией было сильно переживать за свой бизнес, у нас же сотрудники, аренда. А потом мы вдруг пришли в себя, очухались: блин, мы же для клиентов существуем. Давайте просто делать что-то для них.

Команда приняла кучу смелых решений по поддержке бизнеса задолго до того, как об этом объявили партия и правительство. Думаю, отчасти мы выжили именно благодаря таким решениям, тому, что были зациклены не на спасении собственной шкурки, а на том, зачем мы все-таки существуем.

Мне кажется, в этой ситуации люди начинают играть в две игры. Одна — то, что на английском называется win-win. Вторая — то, что называется win-lose. Часть людей думает, что если они сейчас у кого-то вытолкнут табуретку, то долгосрочно это хорошо. Может быть, с точки точки зрения стратегии мгновенного выживания это и так. Но в долгосрочной перспективе это не работает.

Например, у нас много офисов в регионах, они простаивали очень долго. Если честно, большая часть до сих простаивает. Мы вступили в переговоры с арендодателями. Кто-то пошел на уступки, кто-то нет. Пока мы заложники этой ситуации, но в будущем мы этих ребят никому не порекомендуем.

Для нас это был лучший год: по выручке — на 30–40%, по числу клиентов — чуть меньше. Это больше, чем мы планировали в довоенной ситуации.

— Как именно вы помогали клиентам?

— У нас была очень простая логика: просто по-человечески быть рядом и не играть в духе «мы банк, где наши деньги?». Есть очень стреляные воробьи, но для многих предпринимателей этот кризис стал первым. Они не знали, за что хвататься. У многих просто был психологический шок. Они не понимали, как все правильно посчитать, прикинуть, сколько денег у них на самом деле есть.

Мы стали просто агрегировать новости, давать советы. Еще подумали: блин, если у людей сейчас закрыт ресторан или они не могут организовать концерт — как с них в такой ситуации брать какие-то комиссии? И отменили их. Тысяча рублей или две нас не спасут, да и никого в целом не разорят. Но не по-человечески в такой ситуации что-то брать, когда люди думают о выживании своего детища.

Это был первый, самый простой шаг. Потом мы сделали фонд поддержки бизнеса, куда внесли и свои деньги, 10 млн рублей. Раньше бы это называлось «касса взаимопомощи». Мы раз в неделю смотрели, кто обратился за поддержкой. Там были безумно трогательные истории, когда люди говорили: «блин, нас сейчас буквально 3 тысячи рублей спасут». И потом возвращались, благодарили, никак не могли поверить, что это не кредиты и их не надо будет возвращать. Потом мы добавили денег и решили поддержать социально ответственный бизнес.

Там были истории, когда люди пытались обычный бизнес за уши, нос и за все, за что можно, притянуть. Но были и компании с историей. Кто-то нанимал людей с ограниченными возможностями, кто-то производил что-то для них. Мы раздали таким предпринимателям около 100 млн рублей.

В целом мы ввели политику открытых дверей. Если нам писали и говорили: «нужна помощь», на всех уровнях — в поддержке, в онлайн-офисе — сотрудники понимали, что надо идти навстречу, не спрашивать. Да, возможно, нас кто-то обманул — один раз, два раза, сто раз. Ну и хрен с ним! Мне кажется, оно того стоило. 

«Люди ждали, что государство их спасет»

— Власть живет в противоположной логике. Либеральные экономисты предлагали раздать деньги всем, а не только тем, кто попадает под какие-то формальные критерии. Но государство транслировало: это невозможно, не дай бог, деньги достанутся кому-то недостаточно нуждающемуся.

— Этого не надо бояться даже с макроэкономической точки зрения. С точки зрения государства это просто запуск денег в экономику. Это всегда хорошо и богоугодно, потому что оживляет спрос. Понятно, что кто-то может эти деньги украсть, вывести и построить себе лачужку где-нибудь на Лазурке. Но во всех других случаях, мне кажется, это очень правильно.

— Как государство помогало бизнесу?

— Самая большая штука — беспроцентный кредит на зарплату. Мы в этом участвовали вместе с «Открытием». Вторая вещь, тоже о которой много говорили, — кредитные каникулы. Если со вторым все понятно, то к кредитам на зарплату, пусть даже и беспроцентным, есть вопросы. Большая часть бизнесменов, с которыми я говорил, очень благоразумно от них отказались. Потому что кредит есть кредит: его все равно придется возвращать. (Беспроцентные кредиты мог получить только «пострадавший» бизнес, который сохранял 90% занятости. Ставку 0% давали на полгода, дальше — 4%. Максимальная сумма кредита была ограничена одним МРОТ на сотрудника. — The Bell.)

— А что, на ваш взгляд, реально было нужно предпринимателям?

— Основной поток обращений был просто от потерявшихся людей, которые ждали, что государство их как-то спасет. Постепенно они поняли, что их никто спасать не собирается, и у них сместился фокус. Вместо того чтобы читать новости и ждать, они начали делать что-то конкретное. Люди придумывали изумительные вещи: всевозможные ваучеры, доставки, предоплаты. Крутились изо всех сил.

Понятно, что какая-то помощь была. Кредиты, отсрочки по налогам. Но их все равно пришлось платить. Сейчас мы видим, что некоторые не смогли заплатить налоги после окончания отсрочки, и за ними приходят, клиенты получают аресты на счета. Это была краткосрочная передышка, но не какая-то структурная, фундаментальная помощь. Поэтому бизнесы, которые продолжали надеяться, что им помогут, вместо того чтобы перестраивать свою бизнес-модель, сейчас чувствуют себя не очень хорошо.

— Как думаете, почему помощь оказалась такой неэффективной?

— С одной стороны, я знаю, что люди в правительстве честно пытались помочь, имея те ограничения и инструментарий, которые имели. Есть блестящая Анастасия Татулова, которая очень много сделала для поддержки отрасли. Она понятно объясняла, что реально работает, что нет. Очень многие активности для поддержки бизнеса были потемкинскими деревнями. Они только отвлекали от того, чтобы сфокусироваться на задаче выживания.

Мне кажется, нужны были чуть более честные коммуникации. Не стоило заставлять предпринимателей сохранять рабочие места. Мне кажется, честнее было бы дать возможность либо отпустить сотрудников в отпуск, либо уволить — чтобы дальше государство позаботилось о тех, кого бизнес просто не может содержать. Иначе выходит нечестно: если чиновник не работает из дома, ему платит зарплату государство, бюджет. А если сотрудник частной компании — то бизнес, из своего кармана.

— В Великобритании же сделали как раз так, как вы говорите: сотрудников разрешили отправить в отпуск, при этом государство само платило им 80% зарплаты?

— Да, а работодатель мог доплачивать. И, надо сказать, многие доплачивали, для них эта ноша оказалась посильной. У этого решения есть обратная социальная сторона. Часть людей за это время решила, что лучше и дальше сидеть дома, чем за лишние 20% ходить работать. С этим еще предстоит что-то делать.

— Философский вопрос: а должно ли государство вообще помогать бизнесу?

— Все зависит от того, капиталистическое оно или социалистическое. В российской риторике, которая в первую очередь про госкапитализм и заботу о людях, а только потом про весь остальной капитализм, мне кажется, должно. Думаю, эффективной помощи не было из-за непонимания, как все на самом деле работает. Видимо, многие думали: «ну какая проблема взять и заплатить, продай полмашины и плати себе на здоровье». Были разумные разговоры, мол, что же вы за бизнесмены такие, если у вас подушки нет? Но многие бизнесы в фазе роста. У них нет подушки, они и до пандемии сидели в кредитах. Это нормально.

— Какими будут главные последствия коронакризиса?

— Бизнес очень хорошо запоминает такие уроки где-то на подкорке. Представим себе две ситуации. Один ресторанчик взял кредит под высокую ставку и купил все в собственность — оборудование, мисочки, плошечки. Второй ресторатор просто все арендовал. У первого сотрудника все были в штате, у второго все — самозанятые или он, не дай Бог, просто черным налом платил. Кто меньше пострадал после каникул и запретов? А если это более сложная ситуация, когда речь о заводе?

Итогом пандемии станет то, что многие предприниматели в очередной раз убедятся: капитальные инвестиции, вложения в стройки с длинными кредитами — это опасно. Надо иметь бизнес-модель, где ты чуть-чуть заработал и тут же можешь эти деньги вытащить из бизнеса. Это не про инвестиции, не про производство. Потому что любое более-менее серьезное дело требует капинвестиций. Да, есть предприимчивые люди-ремесленники, которые занимаются чем-то одним, и им с этим хорошо и комфортно. А есть предприимчивые люди, которым без разницы, чем заниматься. У них в голове достаточно четко сформировалось, что не надо лезть в капиталоемкие сферы. И очень сложно их в этом обвинять. 

— Многие ли не пережили пандемию?

— По моим ощущениям, 10–15%. Но во-первых, у нас немного сдвинутая выборка: «Точка» исторически мало работала с розничным бизнесом, который пострадал сильнее всего. А во-вторых, интересно не что будет с юрлицами, а что будет с предпринимателями. Закроется юрлицо — жалко. Но многие найдут силы подняться и бежать дальше.

Другое дело, что, если бизнес однажды попал в ситуацию, когда он не может тянуть юрлицо и ему надо банкротиться, что-то следующее он будет делать в максимально рассредоточенной форме. Что-то запишет на жену, что-то на тещу. Не будет одного юрлица, на котором аккуратно будут собраны все активы, с которых аккуратно будут платиться все налоги. 

«В Англии другой вид предпринимателя»

— Как чувствует себя ваш британский бизнес?

— У ANNA был интересный год. Помимо локдауна, который в Великобритании был гораздо серьезнее, чем в России, и продолжается до сих пор, нас зацепила история с Wirecard. Операции были остановлены на день. К чести наших акционеров, они сказали: если надо будет, мы клиентам дадим денег, поддержим ликвидностью. Все наладилось, но понятно, что это нас потрепало. Тем не менее с марта 2020-го выручка ANNA выросла втрое. Отчасти благодаря, отчасти вопреки ковиду.

— Отличается ли то, как пандемия повлияла на британский и российский бизнес?

— В Англии взлетела доставка, мне кажется, даже сильнее, чем в России. Я знаю людей, которые реально месяцами не выходили из дома. Еще в Великобритании точно появился тренд на увеличение количества людей, которые пошли в бизнес.

Они лишились работы и решили пробовать себя в чем-то, начать оказывать какие-то услуги. Понятно, что это не капиталоемкие вещи, они не пошли строить заводы. В основном это сервисы. И тем не менее это прекрасно, я считаю. Вы в России много знаете людей, которые решили сейчас открыть новый бизнес?

Это другой майндсет или уверенность, что государство, если что, не бросит?

— Все сразу. Майндсет в том числе. В Англии другой вид предпринимателя. Часто в бизнес идут те, кто доработал до 40–50 лет, достиг чего-то в карьере, набрался опыта и понимает, как это трансформировать в бизнес. В России же этот выбор, как правило, происходит где-то в студенчестве, потому что потом люди часто попадают в колею, привыкают к зарплатным SMS дважды в месяц.

Скопировать ссылку